Воспоминания
Узники и их мысли
Из темных глубин сна прилетел Повелительный , грубый отклик: - номер твоего дела ? ия кричу громко и четко как полагалось: - сто семьдесят девять восемьсот Восемьдесят восемь! кричу и просыпаюсь с тоcкoй на душе. Опять это началось! Опять Я там!...
Зуев-Ордынец
Tilda Publishing
Михаил Ефимович был одним из многих,испытавших на себе весь слепой гнев сталинского режима.Но за долгие времена он остался единственным,кто нашел в себе силы вернутся вновь во все пучины своей памяти и отразить это в своей работе "Дело 179888".
Tilda Publishing
Вот они: шпионы, диверсанты, террористы, убийцы
из-за угла, злейшие враги Советской власти! Боже мой,
но почему же я-то здесь? Чего мне ждать от этих тварей?
из-за угла, злейшие враги Советской власти! Боже мой,
но почему же я-то здесь? Чего мне ждать от этих тварей?
Не сразу, правда, но все же очень быстро я узнал, какие это «твари» и «злейшие враги». Молоденький, первого года службы, красноармеец обвинялся в контрреволюционной агитации: в полковом клубе, подойдя к карте Испании, он в сердцах выругался: «Вот черт, у Франко территории больше, чем у наших!»
— Роза, любимая, дорогая, не делай этого!.. Пожалей меня, Роза!..
Я видел, во что превращались люди после такой подлой нравственной пытки. Начальнику паровозного депо, месяц стонавшему от ломоты в распухших ногах и все же несломленному, следователь принялся рассказывать об изменах его молодой жены. Негодяй приводил всевозможные подробности, называл имена и фамилии ее якобы любовников, что трудно было не поверить. А ведь любовь и вера — наиболее незащищенные чувства. Но он молчал, крепился. Вообразите, каких душевных усилий стоило ему это молчание. Но пришел все же день, вернее, ночь, когда терзавшие его чувства вырвались наружу. Камера вскочила от воплей. Дело было летом, окна были распахнуты, и он, вцепившись в прутья оконной решетки, подняв к звездам залитые слезами глаза, вопил, выл от душевной боли:
— Роза, любимая, дорогая, не делай этого!.. Пожалей меня, Роза!..
— Роза, любимая, дорогая, не делай этого!.. Пожалей меня, Роза!..
«Признавайся! Называй фамилии! Называй сообщников! Назови хоть одну фамилию, черт собачий!»
„Лужение“ тоже один из способов унизить человека, сломать его гордость и самоуважение. Опорожненный бачок не уносят сразу, а ставят в коридоре вплотную к решетке. Староста называет фамилии очередных „лудильщиков“, и двое бросаются к дверям. Один прижимает бачок к решетке, другой „лудит“, ложкой соскребает налипшую на стенках кашу. Наскребали иногда по миске и даже с верхом, а при нашем вечном голоде — это хоть один сытый вечер. И я не помню случая, чтобы кто-нибудь отказался от великого счастья выскребать из бачка холодную безвкусную кашу.
Трагизм той эпохи заключается, наряду с другими причинами, и в том, что у большинства людей преобладала тогда уверенность в правоте Сталина, в непогрешимость всего, что совершается. Недаром партия назвала те годы годами культа. Точнее не скажешь! Возникали у людей сомнения, даже протест, но их гасил, не давал им выхода образ непогрешимого вождя.
“
Вспоминать — это значит пережить вновь, говорит Бальзак. Страшно и очень больно переживать снова эти долгие, мучительные годы. И все же я решился рассказать о немыслимой беде народной. И не на потребу обывателя, не для того, чтобы пощекотать его нервы описанием ужасов ежовских и бериевских застенков. Я пишу это для нашей молодежи. Пусть знают они, как в застенках их отцы все же выстояли, не продали душу черту трусости и предательства, не перестали верить в нашу революцию и в нашу партию.
Подготовлено учениками Назарбаев Интеллектуальной Школы г. Караганда
Отрывки были взяты со сборника В. Могильницкого
"Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага" 2015 г.
"Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага" 2015 г.
